Бытие русских инженеров

Узок их круг, страшно далеки они от народа. Отцы-основатели Петербургского театра «АХЕ», Максим Исаев и Павел Семченко, часто называют себя «Русским инженерным театром» и имеют к тому, надо признать, все основания.

Представим себе образ легендарного Русского Инженера. Кто он? Каковы дела его, мысли и поступки? Наверняка можно сказать лишь одно – непрост Русский Инженер. Чудоковат. Загадочен. Непонятен. Из воздухов и велосипедного моторчика способен собрать он машину для изготовления суточных щей, которая начнет вдруг пускать мыльные пузыри и играть «Чижика-пыжика». Как это вышло – понять нельзя, но и не восхититься творением рук инженерных невозможно. Также и со спектаклями «Русского инженерного театра». Кто знает про что они? Что хотели сказать художники? Никто не знает, а тот кто знает промолчит, а тот кто говорит с ученым видом может и знать ничего не знает… А может и не хотели они ничего сказать. Только показать хотели. Только, чтоб красиво было, хотели сделать. И чтоб интересно тоже. Загадочно. Непонятно. Дело в том, что и Семченко и Исаев – прежде всего художники. Художники, декораторы, профессиональные изобретатели сценических эффектов. Их театр – это, прежде всего, зрелище, сценическое существование предметов и пространства.

Пожалуй, самым известной постановкой «Русского инженерного театра» стал спектакль «Белая кабина». Именно с него началась настоящая слава «АХЕ». «Белая кабина» была создана в 1996 году, побывала в программе десятка крупнейших театральных фестивалей, принесла своим создателем массу призов. Именно за эту постановку «АХЕ» получил в 2003 году премию «First Fringe» на фестивале в Эдинбурге, за нее же, чуть раньше, был удостоен «Золотой маски» на Родине. Что же такое «Белая кабина».

На сцене трое. Он, она и снова он. И понятно – что-то между ними происходит. Только вот, не всегда понятно что. В спектакле нет единого сюжета, почти нет слов – все действо лишь набор трюков, да коротенькие зарисовки, разыгрываемые тремя грустными мимами. Но здесь нашлось место для страсти и для измены, для веселья и для одиночества, для жизни и для смерти. Особенно почему-то часто – для смерти. Грустные клоуны «инженерного театра» неоднократно сводят счеты с жизнью – то повесятся, то зарежутся, то утопятся. Правда, как и все их существование, попытки суицида предельно замысловаты и метафоричны. И когда рыжий клоун вворачивает крюк с отлично подогнанной петлей в потолок, он одновременно вворачивает штопор в бутылку. И вот все у нас так – что повеситься, что напиться – пой, да тоскуй инженерная душа! А фокусы продолжаются – жилами вытягивает из себя нити жевательной резинки белый клоун, наматывает душу на бутылку, а потом отпускает ее в воздух белым шариком – и душа летит, скользит по пространству… А потом на сцене появляется та самая «белая кабина»: несколько белых экранов с квадратными окнами уходящих в перспективу. Трое грустных клоунов начинают жить в этом лабиринте, на фоне постоянно проецируемой на экраны видеоинсталяции. Их жизнь причудливо сочетается с транслируемой картинкой и уже не всегда можно понять горит ли на сцене живой огонь, или лишь играет свет на белом экране…

Узок их круг, страшно далеки они от народа. А может наоборот близки. Ведь экспериментальный «инженерный» театр «АХЕ» так близок карнавальному скоморошничеству, изначальному театральному волшебству «бога из машины». Да и душа, опять-таки, русская, надрывно-задумчивая и легко переходящая от гибельной тоски к негромкому веселью. Так же как два клоуна театр «АХЕ», запевающие в финале огненными ртами песню про любовь.

Михаил Глебов