Пятнадцать минут неизвестной музыки Сергея Прокофьева

Сегодня в Нью-Йорке стартует фестиваль, посвященный Сергею Прокофьеву. Его откроет мировая премьера. Артисты театра «Mark Morris Dance Group» представят балет «Ромео и Джульетта» в первой редакции. Публику ждет несколько сюрпризов: во-первых, некоторые женские партии танцуют мужчины. Во-вторых, знатоков творения Шекспира и Прокофьева, наверняка, удивит финал спектакля. О непростой судьбе этого балета.

Всесильные документы, власть факта. Согласно либретто, написанному рукой Прокофьева, яд Джульетты был несильной концентрации, поэтому Ромео не понадобился кинжал. В финале все живы, счастье бьет молодым в глаза, музыка светла — так задумывал в 1935 году Прокофьев. «Только в 1939 году появляется вставной номер — смерть Ромео. То есть с 1935 года Прокофьев лелеял надежду, что ему удастся поставить балет "Ромео и Джульетта" по мотивам Шекспира, где молодые люди были живы», — рассказывает заместитель директора РГАЛИ Галина Злобина.

Что же помешало композитору? На этот счет существует несколько версий. Историки уверяют: виновата политика. Когда культурные начальники не смогли определиться с тем, разрешить или запретить фантазии Прокофьева покуситься на Шекспира, решение спустя четыре года принял товарищ Сталин. Вердикт был в пользу англичанина. Прокофьев смирился. На постановку новаторского спектакля отважился только Лавровский в Кировском театре.

После премьеры критики отругали Прокофьева, похвалили Уланову, а она в свою очередь перефразировала классика: «Нет повести печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете». Тем не менее, в 1940 году перед Сталиным на стол положили документ со списком спектаклей ленинградских театров, которые планируется показать в Москве. Сталин — частый посетитель правительственной ложи в Большом — уверенно поставил свою подпись: «Ромео и Джульетте» в Москве быть. Когда он оценил красоту танца Улановой и других артистов, Политбюро издало новый указ — о награждении артистов. Дальнейшая судьба балета также зависела от решений Политбюро.

«Цензура происходила на высшем уровне — из принципа целесообразности: в 1936-м, 1938-м 1953-м и так далее. Кремль всегда исходил из вопроса: нужна ли такая вещь в данный момент?» — поясняет культуролог, профессор Пристонского университета Леонид Максименков.

В 1938 году состоялась пробная премьера в чехословацком Брно. Совсем рядом — мюнхенский сговор. Балет прозвучал там как предостережение — вот что может получиться из распрей. В 1940 году состоялась ленинградская премьера, а в это же время шла финская война. И так далее. Сталин воспринимал Большой театр и балет как иллюстрацию к передовице газеты «Правда».

Существует и другое мнение — мнение музыковедов. Они уверены, что судьбу «Ромео и Джульетты» изменил сам Прокофьев — об этом косвенно указывают его «Дневники», исписанные мелким почерком, с пропуском всех гласных букв — так было удобно их автору. «Сначала у него была такая трактовка: мертвые герои не могут танцевать, они не станцуют лежа. Тогда как живые, они могут танцевать — поэтому счастливый финал», — говорит исследователь творчества Прокофьева Светлана Петухова.

Потом Прокофьев разочаровался в счастье влюбленных, и ноты финала больше, чем на пятьдесят лет оказались лишь единицей хранения Архива литературы и искусства. Пока их не обнаружил американец Саймон Моррисон. Он нашел средства для постановки и выкупил авторские права у наследников композитора. Их основным условием было соблюдение партитуры — до буквы. Удастся или нет, гадают специалисты. Неоспоримо одно: мир впервые услышит пятнадцать минут неизвестной музыки Сергея Прокофьева.