Линия жизни Сергея Михалкова

Стихотворение про милиционера Степана Степанова только до войны выдержало четыре отдельных издания и более пятидесяти — в разных сборниках. Перу Сергея Михалкова принадлежат гимн Советского Союза и государственный гимн России.

Поэта не стало 27 августа 2009 года. Он скончался в одной из московских клиник на 97-м году жизни. В этот день, в 20:20, смотрите в эфире телеканала "Культура" передачу «Линия жизни».

"Я, гражданин бывшего Советского Союза, бывший советский писатель Сергей Владимирович Михалков, родился в царской России, в Москве 13 марта (28 февраля по старому стилю) 1913 года. Михалковы — древний русский род, ведущий свое начало, согласно старинному преданию, из Литвы… В разное время Михалковы проявляли себя на самых разных поприщах военной и государственной службы. Многие из них пролили свою кровь в боях за Отечество, иные оставили о себе память как видные деятели русской культуры", — говорит в автобиографии поэт и писатель, баснописец и киносценарист, сатирик и переводчик.

Линия жизни Сергея Михалкова:

Сергей Михалков:

- Во-первых, конечно, спасибо, что вы пришли. Я готов, как говорится, к публичной казни, отвечать на ваши вопросы. Мне скоро 92 года (программа была записана в 2005 году, — Прим. ред.). Я много видел в своей жизни, всю войну прошел, имею боевые награды, но что интересует эту аудиторию? О чем говорить? Прошу вас не стесняться и задавать мне любые вопросы, на которые я постараюсь вам ответить.

Вопрос зрителя:

- Сергей Владимирович, скажите, пожалуйста, правда ли, что в Ваше стихотворение «Колыбельная» было посвящено Светлане Аллилуевой?

Сергей Михалков:

- Мало ли, что люди говорят! Я Светлане Аллилуевой, дочери Сталина, ничего не писал, ничего не посвящал. Я написал стихотворение «Колыбельная», которое вообще не имело отношения ни к кому конкретно. Но поскольку я был влюблен, это тоже было в жизни, в девушку, которую звали Светлана, она училась вместе со мной в Литературном институте. Стихотворение должно было быть напечатано в газете «Известия», или в «Правде» — не помню. Я быстро сообразил, что можно еще исправить название. Я пошел в редакцию, где я работал в отделе писем, и сказал, что стихотворение вместо «Колыбельная», должно называться «Светлана». Я хотел, чтобы она обратила на меня внимание, потому что я спросил ее: «А хочешь завтра или послезавтра будет напечатано стихотворение, которое я посвятил тебе?». Она пожала плечами. Ей было безразлично, когда оно было напечатано, ей было тоже безразлично. А народ, читатели, все мои знакомые и незнакомые решили, что я посвятил это Светлане Сталиной.

Надо сказать, что Сталин, который очень любил свою дочь и читал газеты, прочитал это стихотворение. Оно ему понравилось не потому, что оно было названо «Светлана», а потому что оно хорошее. Я его печатаю до сих пор.

Мне позвонили из ЦК партии в газету, где я работал, попросили меня прийти. Заведующий отделом Динамов, которого потом арестовали, у меня стал спрашивать, как я живу. А жил я очень неважно, потому что у меня не было площади. Я ему пожаловался. Он сказал: «Вот вы написали стихотворение "Светлана" и оно понравилось товарищу Сталину». Для меня это было большое поощрение, но квартиры я так и не получил, а слух прошел по всей Руси Великой, что я получил квартиру, потому что написал стихи, посвященные дочери Сталина. Это было неправдой, дочь Сталина я видел раза два всего в школе, где она училась, а я выступал. Я даже с ней не был знаком.

Мои стихи в 1936 году вышли сборником в библиотечке «Огонек». Книжка эта включает в себя многие стихотворения, в том числе и стихотворение «Светлана». В 1938 году в газете «Правда» была очень хорошая статья А.А. Фадеева, который хвалил стихи Михалкова на основании того, что он читал эту книжку. А в 1939 году, когда было первое награждение писателей, когда шли репрессии и многих писателей арестовывали, арестовали очень многих моих товарищей, я с удивлением прочитал, что я получил Орден Ленина. Орден Ленина получил еще Самуил Яковлевич Маршак. Так что я считаю, что мои стихи нравились Сталину и, может быть, этот орден я получил, когда Сталин утверждал те награды писателям. Я, 26-летний писатель, получил, наконец, коммунальную квартиру из двух комнат, где уборная была на улице. Так началась моя литературно-политическая биография.

Вопрос зрителя:

- Уважаемый Сергей Владимирович, скажите, пожалуйста, почему Вы, признанный детский писатель, вдруг решили принять участие в конкурсе за право написать гимн Советского Союза? Было ли Вам страшно или Вы были полностью уверены в успехе?

Сергей Михалков:

- В июле 1943 года в Кремле было совещание, на которое пригласили писателей, которые писали песни: Лебедева-Кумача, Гусева, Симонова, Ваншенкина. Они после совещания пошли в ресторан «Арагви» обсудить это событие. А я на совещание приглашен не был, только приехал из действующей армии в Москву, с моим другом, Эль-Регистаном ( Регистан — его псевдоним, его фамилия была Уретлян). Он армянин по национальности. Мы сидели в гостинице Москва. Была небольшая компания. Чего-то не хватило: или закусить, или выпить. Я пошел в ресторан «Арагви», чтобы там это купить. А ресторан «Арагви» во время войны работал. Это был 1943 год, июль месяц, война в полном разгаре, идут крупные сражения, мы побеждаем. В ресторане я встречаю поэтов, с которыми я был знаком. Они говорят, что были в Кремле на совещании у Ворошилова, правительство решило создать гимн Советского Союза, а их пригласили участвовать в конкурсе. Я подумал, что как-то для меня обидно, что их пригласили, а меня нет. Когда я пришел в гостиницу, то сказал об этом Регистану. Он говорит: «А что тебя приглашать, ты — писатель для детей». Я возражаю, что я же и песни писал пионерские. Эль-Регистан говорит: «Так получилось, что пригласили не тебя, а их». На следующее утро, часов в шесть, звонок в дверь — на пороге Эль-Регистан: «Слушай, я видел сон — что мы с тобой написали гимн Советского Союза! Давай попробуем?». Я говорю: «Как же мы будем пробовать, если нас не пригласили?» Он отвечает: «Неважно, напишем и пошлем». Я говорю: «В конце концов, не боги горшки обжигают. Давай попробуем!»

А как писать гимн? Я говорю: «Сначала надо посмотреть в энциклопедический словарь, что такое "гимн". Взяли словарь, посмотрели, подумали, кто из композиторов может написать, решили, что надо попробовать написать слова на музыку Александрова. Партийный гимн был со словами Лебедева-Кумача. Мы взяли этот стихотворный размер, сделали так, что первый куплет целиком ложился на музыку Александрова. А сколько должно быть строчек? Я говорю: «Гимн — это торжественная песнь в честь страны. Она короткая и надо сделать два куплета с припевом». А какое содержание? Мы подошли к вопросу грамотно. Надо взять Конституцию и постараться, чтобы содержание было отражено в Государственном гимне. Сели, поработали, сочинили, я писал стихи, а Регистан редактировал. Он стихов не писал, но мы подписались — Сергей Михалков и Эль-Регистан. И послали Шостаковичу, а потом уехали в действующую армию. Когда мы приехали в Москву опять, то узнали, что Шостакович написал музыку на наши слова и участвует в конкурсе. Конкурс этот проходил каждую неделю в один и тот же день в Бетховенском зале Большого театра. Приезжала комиссия во главе с Ворошиловым, приходили композиторы и поэты, и каждый раз комиссия выходила и говорила присутствующим: «Все хорошо, замечательно, но надо еще доработать». Мы опять уехали в действующую армию. Когда мы приехали, то наш начальник, полковой комиссар Василий Петрович Московский и говорит: «Где вы так долго задержались? Вас ждут в Кремле. Вас вызывает Ворошилов». Пришли к Ворошилову в кабинет, Ворошилов очень доброжелательно посадил нас за стол и сказал: «Вот что, товарищи, вы очень не зазнавайтесь, но товарищ Сталин обратил внимание на ваши слова, и с вами будем работать, а с остальными — нет». Он показал нам экземпляр с первым куплетом: у нас было написано:

Свободных республик союз благородный

Сплотила навеки Великая Русь.

Да здравствует созданный волей народной

Единый, могучий Советский Союз.

И с правой стороны на этом листе были две пометки Сталина: «Союз благородный» — он написал «Ваше благородие?», а на второй странице было написано «Народная воля», это была организация. Поправили, отправили обратно Ворошилову. На одной из встреч Сталин сказал: «А вот музыка Александрова не подходит к вашим словам?» Мы говорим: «Подходит!» Потому что мы взяли с самого начала этот стихотворный размер.

В конце концов, было последнее заседание правительства в Большом театре. Мы сидели с Регистаном в пустом зале, правительство сидело в правительственной ложе, на сцене оркестры и хоры исполняли все гимны всех стран: и русский гимн, царский, и английский, и американский, и немецкий. Правительство во главе со Сталиным все слушало. Потом, когда все это закончилось, нас пригласили в ложу правительства, а в ложе правительства была комната. Мы вошли. Сталин стоял, ждал нас. Там члены Политбюро были. Сталин сказал: «Поздравляем вас! Мы утвердили гимн Советского Союза. Вы — авторы, а по русскому обычаю надо это дело отметить». Был стол накрыт с закусками, с вином, а мы были как черти голодные, время было уже одиннадцать часов вечера. Мы просидели за этим столом до пяти часов утра. Я сидел с правой руки, а Регистан — с левой руки Сталина. Мы вели беседу, мы острили, мы шутили. Сталин был очень любезен, смеялся, конечно, все смеялись. Вообще положение было довольно опасное. Если вдуматься, мы были дураки, потому что мы не понимали, где мы находимся и кто нас слушает, с кем мы говорим. Когда я на другое утро позвонил председателю комитета искусств Храпченко, он нас поздравил и сказал, что принято решение правительства исполнить гимн в ночь под новый 1944 год. Нас наградили по 500 рублей и по казенным ценам выдали продукты к Новому году. Мы получили икру, колбасу — все. 1944 год. Мы сидели дома. В двенадцать ночи кремлевские куранты отзвенели двенадцать раз и исполнили государственный гимн Советского Союза. И этот гимн звучал много лет.

Мне пришлось потом кое-что исправить, убрать. Эль-Регистан умер в 1945 году, но все равно я оставил его фамилию и таким образом Советский Союз закончил свое существование вместе с государственным гимном. А тут, понимаете, гимн России… Обратились ко мне и к другим, но мой вариант, уже без Регистана, утвердило правительство и сейчас мы все встаем при звуках гимна России, автором которого опять является Михалков.

Вопрос зрителя:

- Сергей Владимирович, скажите, пожалуйста, что у Вас осталось на память от встреч со Сталиным? И правда ли, что Вы просили у него автограф?

Сергей Михалков:

- Зачем мне просить у Сталина автограф, если на черновике нашего текста были его пометки. Это была его рука. И потом я, честно говоря, никогда ни у кого автографов не брал вообще. Я считаю это ерундой. Сегодня возьмешь автограф, завтра — что? Еще надо автограф брать?

Вопрос зрителя:

- Еще один вопрос по гимну. До сих пор не прекращается спор о нем. Что Вы чувствовали как гражданин, когда создавали текст гимна новой России?

Сергей Михалков:

- Да ничего я не чувствовал. Я понимал, что государству нужен текст, нужен этот документ. Вообще, когда говорят «знаете, я чувствовал то-то», это все врут люди. Все писатели, которые писали гимн Советского Союза, что они чувствовали? Они пытались стать авторами. Желание прославиться. Что ты чувствовал? Ты чувствовал, что надо идти обедать.

Вопрос зрителя:

- Уважаемый Сергей Владимирович, расскажите, пожалуйста, как создавался легендарный журнал «Фитиль».

Сергей Михалков:

- Меня пригласили в ЦК партии, большой начальник меня спросил: «Могли бы Вы создать журнал, в котором критиковались бы те недостатки, которые нам мешают жить и работать?». Я сказал: «Я бы мог попробовать». — «А что Вам для этого нужно?» — «Не мешать». Члены правительства все смотрели «Фитиль». Когда выходил номер «Фитиля», первым делом они просили прислать его на дачу. Я спросил у Брежнева: «Леонид Ильич, а Вы "Фитиль" смотрите?» Он говорит: «"Фитиль" я смотрю, а потом три ночи спать не могу!» Я говорю: «Давайте его закроем». — «Нет-нет, надо показывать». И надо сказать, что принимали меры по исправлению того, что мы показали. В общем мы существовали хорошо. Журнал даже получил орден «Знак почета», даже Государственную премию получили я и художественный руководитель. Относились уважительно.

Сегодня «Фитиль» стал другим. Пока не мешают, но пытаются мешать. Но мы посмотрим. В конце концов, «Фитиль» свое дело сделал, «Фитиль» жил. «Фитиль» выпустил четыреста с лишним выпусков и у нас все получилось.

Вопрос зрителя:

- Сергей Владимирович, писатели Вас знают как человека, к которому можно всегда прийти со своей бедой, со своей проблемой житейской, творческой, личной, и Вы всегда разберетесь…

Сергей Михалков:

- Очевидно, люди идут, потому что считают, что я приличный человек. Что я попытаюсь помочь там, где надо помочь, но, к сожалению, силы не те. Ходить надо. У бумаги должны быть ноги. Если написать бумагу и послать ее, то так и жди, что получишь отписку. Я ходил, но я был депутатом Верховного Совета. Я, конечно, не стоял в очередях — раньше было немножко проще. Я шел к первому секретарю обкома партии и он меня принимал. Он был обязан меня принять. А сейчас к кому я пойду? Сейчас все хотят, чтобы шел к президенту. А у президента тоже одна голова. Он за все не может отвечать. Так что сейчас немножко время другое.

Ирина Токмакова, детский писатель:

- Мне вспоминается один довольно курьезный случай. Мы были с Сергеем Владимировичем в Америке, и так случилось, что когда мы находились в Лос-Анджелесе, в Голливуде, была презентация фильма Андрея Сергеевича Михалкова-Кончаловского, а потом продюсер давал банкет в честь Андрея Сергеевича. Но поскольку тут находился его отец, то его тоже пригласили на банкет. Сергей Владимирович тогда сказал: «Как? Я один на этом банкете? Но у меня же голодная делегация! Ничего подобного! Я беру их с собой!». У продюсера просто глаза полезли на лоб, пришлось добавлять еще стол, приборы, что-то еще. Ему очень не хотелось за нас платить, но Сергей Владимирович голодными нас оставить никому не позволил, даже американскому продюсеру. Таким образом мы были накормлены.

Вопрос зрителя:

- Сергей Владимирович, принято считать, что процесс воспитания — это процесс взаимный. Скажите, пожалуйста, чему научили Вас Ваши дети?

Сергей Михалков:

- Они до сих пор учат. Чему могут научить дети? Даже твои собственные? Спросите у родителей. Если так обобщить, у меня есть такая басня маленькая:

Щенок, воспитанный пинком,

Не будет преданным щенком…

Где раздают щенкам пинки,

Там воспитатели — пеньки!

Надо к детям относиться серьезно и не ругать их за каждую проделку, потому что все мы были детьми. Умные родители знают, что от детей брать. А глупые родители получают потом, как говорится, фигу с маслом от детей.

Вопрос зрителя:

- Дорогой Сергей Владимирович, я из города Петрич в Болгарии, это город прорицательницы Ванги. Я хотел узнать, поскольку Вы знали Вангу, какое влияние она оказала на Вашу жизнь?

Сергей Михалков:

- Действительно она могла, это не халтура. Это не обман. Я был у нее четыре раза. Она очень радушно и серьезно меня принимала. Когда я в первый раз вошел, она сказала: «Этот русский будет долго жить», что мне уже понравилось. Она очень точно говорила, и все, что она говорила, все сбылось.

Вопрос зрителя:

- Сергей Владимирович, не расскажите, как Вы находите общий язык с Вашими иллюстраторами?

- Сергей Михалков:

- А я никак не нахожу. Они находят.

Виктор Чижиков, заслуженный художник России:

- Я свою первую иллюстрацию для Сергея Владимировича сделал 65 лет назад, в детском саду. Нам прочитали стихотворение «Фома». Оно на меня произвело совершенно ошеломляющее впечатление. Слова «трусы и рубашка лежат на песке, никто не плывет по опасной реке». То есть Фома уже съеден. Я пришел в ужас, тем более, там еще есть такие слова: «…и вот крокодил поперхнулся Фомой». Ладно, съел — трагедия. Но когда говорят, что еще поперхнулся, это кошмар какой-то. И вот я вылепил из глины крокодила с широко раскрытой пастью, потом скатал шарик из глины и положил в глубину глотки крокодила и заточенным карандашом сделал два глаза, ткнул в этот шарик и потом очень сильно ткнул и получился орущий рот. Это настолько четко и ясно я помню, что до сих пор считаю это стихотворение самым лучшим у Сергея Владимировича. Трехтомник, который у меня в руках, вышел в Ленинграде. Мы туда приехали на презентацию этого трехтомника. Сергей Владимирович выступал перед огромной аудиторией. Он начинал читать только первую строку четверостишия, а двухтысячный зал, где сидели такие же детсадовцы, каким был когда-то я очень давно, хором заканчивал это четверостишие, то есть стихи по-прежнему любят, стихи по-прежнему знают.

Вопрос зрителя:

- Сергей Владимирович, Вы реанимировали басню в нашей литературе и писали в этом опасном жанре в довольно страшное время. Как Вы на это решились?

Сергей Михалков:

- Это интересный вопрос. Но я понимал, что жанр басни — жанр опасный, потому что многие истолковывают это по-своему. Когда я решил писать басни, я это решил по рекомендации Алексея Николаевича Толстого, который сказал мне: «Ты должен писать басни. Я знаю твои стихи для детей. У тебя есть дар баснописца». И я его послушал. Но когда я написал свои первые басни, я понял — несмотря на то, что я уже автор гимна, их печатать не будут. Потому что есть отдел ЦК, в отделе ЦК сидит Александров. Александров вообще сказал, что это ерунда. Басни писать сейчас не то время. И я послал басни Сталину с таким вопросом: «Уважаемый товарищ Сталин! Нужно ли мне писать басни?» Он мне не ответил, но басни эти были напечатаны в «Правде», что было ответом. После этого меня стали печатать как баснописца. Мои басни, а я их написал свыше 250, читаются, печатаются. Как пишут историки литературы, есть два баснописца: Крылов и Михалков. У Крылова замечательные басни, но не все, естественно. У поэта Дмитриева пушкинских времен есть замечательная басня:

Стояла лестница однажды у стены,

Хотя ступени все между собой равны,

Но верхняя ступень пред нижнею хвалилась.

Шел мимо человек,

На лестницу взглянул,

Схватил ее, перевернул,

И верхняя ступень внизу уж очутилась.

Смотри, чтобы с тобой такого не случилось.

Вопрос зрителя:

- Уважаемый Сергей Владимирович, в детстве у нас у всех была мечта: чтобы ушли родители и устроили нам праздник непослушания. Скажите, а у Вас был свой «праздник непослушания»?

Сергей Михалков:

- А я считаю, что у каждого был в жизни случай, когда они могли быть участниками спектакля «Праздник непослушания» по жизни, потому что слушаться вообще отвратительное занятие.

Cтраничка Сергея Михалкова на сайте "Московские писатели"

По материалам программы "Линия жизни"