Александринский театр погрузился в вечную зиму

Последние три дня фестиваля «Александринский» отданы новому сценическому детищу Андрея Могучего. Спектакль «Изотов» рождался в творческих муках и бесконечных режиссерских поправках. А если к этому добавить еще и неутомимую актерскую импровизацию, то окончательный вариант постановки, вероятно, удивит не только зрителей, но и авторов. История о человеке, живущем на стыке двух миров, ищущем точку опоры среди распадающейся реальности, потребовала особых выразительных средств. Чем была заполнена и кем заселена сцена Александринского театра?.

Андрею Могучему в театре тесновато. Он ставил на площадях, на чердаках, на пустырях спальных районов, во дворе Михайловского замка. Под каждый спектакль он подбирал свое пространство. Вот уже пять лет его фантазии обрамлены позолотой Александринского театра. Впрочем, в «Изотове» императорские подмостки рушатся, рабочие сцены смешиваются с артистами, подчеркнуто хрупкая декорация валится набок, откуда-то лезут микрофоны и прочая машинерия — театральная реальность проглядывает сквозь поволоку полусна и бреда.

«Абсолютная свобода — это хаос, а хаоса и внутри достаточно. Поэтому на каком-то этапе жизни логично, что я пришел в этот академический театр. Но это не значит, что навсегда», — говорит Андрей.

В тексте режиссеру тоже тесно — пьесу драматурга Михаила Дурненкова не узнать. Связный сюжет исчез, обстоятельства места и времени растворились. Остался некий Изотов — преуспевающий человек средних лет, который путешествует в деревню, в глушь, а на самом деле — к самому себе. Изотов — герой без имени, как набоковский Лужин. Сказать о нем что-то конкретное сложно. Условный костюм, условная лысина, условная мимика. Но кое-что от живого человека в нем все же осталось.

«Это… совесть. Это очень важная штука, для русского человека особенно. Совесть, преступление, наказание — вот об этом примерно», — считает народный артист России Николай Мартон.

На сцене Александринки Андрей Могучий придумал вечную зиму. Она полна снега, зайцев и ангелов. Сверхъестественные существа машут механическими крыльями и показывают фокусы — артисты взяли урок у профессиональных циркачей. Все в этом мире понарошку.

«Я, как Мюнхгаузен, тащу себя из болота постмодернизма за простые и важные для меня смыслы», — сказал автор пьесы. Андрей Могучий мог бы подписаться под этими словами. Расшифровать смыслы он доверил зрителю.