“Старость… Это слово в молодости казалось мне чем-то загадочным. Некая параллельная реальность с людьми, отделенными от меня невидимым барьером. Я не могу понять их, они – меня. Я никогда не буду ими, они – мной. Этот барьер с течением моей жизни оказался проницаемым. И хотя ощущение потустороннего мира осталось, но появилось новое чувство человека, проникшего на чужую территорию. Эти люди перестали быть чужими, и мне кажется, что я постепенно становлюсь одной из них. Старость – резервация, куда отправляют тех, кому удастся прожить “необходимое” число лет. Старость – мнимая. Смерть – лишь точка. Старики – свидетели собственной жизни, сумевшие что-то запомнить, осмыслить и сохранить. И не сделавшие ничего, чтобы понять, зачем они жили.

Старость – в несоответствии ощущения себя и отношения к тебе со стороны других людей. Молодой вопит о своей проблеме, а старый знает, как ее решить, но голос его не слышен. В традиционном обществе, особенно на Востоке, пожилой человек – мудрец, опыт и знания которого ценились выше силы и энергии молодости. Его авторитет непререкаем. К сожалению, в нашей стране такое отношение выглядит анахронизмом. И это не вопрос отношений между поколениями. Это очевидные черты русской культуры. Точнее – русской болезни.

Молодость относится к старости, как к отработанному материалу, не способному ничего дать и ничему научить. Мир стареет – это стало общим местом. Но, тем не менее, его все больше занимают проблемы молодых, как будто мир боится взглянуть в лицо своему настоящему – вдруг откроется что-то неприятное и непредвиденное. Может быть, из-за страха неведомого молодость оказывается настоящей ценностью современного мира, а старость воспринимается как нечто постыдное, что надо скрывать. И если ты стар, то хотя бы старайся казаться молодым.

Проблемы стариков никого не волнуют. Сойдя с дистанции, перестав волноваться по поводу денег, карьеры, успеха, детей, брака или решив все эти проблемы, человек оказывается один на один со всем грузом прожитой жизни. Что происходит тогда в этом огромном лабиринте старческой души? Я думаю, что отрицание опыта предыдущего поколения – это на самом деле отрицание ценности своего собственного опыта для будущих поколений. И это показатель того, что болезнь прогрессирует.

Я живу между двух полюсов. С одной стороны - сын, которому 15 лет. С другой – мама, которой недавно минуло 83. Как они похожи, эти два возраста. Взаимное притяжение и взаимное отталкивание. Подросток активно сопротивляется любому взрослому влиянию, пытаясь скрыть под различными масками свое еще не сформировавшееся “Я” и болезненно реагируя на любое давление извне. У стариков реакции похожи. Отличие в том, что им уже не нужно скрывать, а хочется всего лишь сохранить, уберечь то, что оказалось к концу жизни собственным лицом или неотделимой от него маской”.